Джером Брунер: исследование разума

Джером Брунер: исследование разума

Исследованиям Джерома Брунера в области восприятия, языка, мышления и умственного развития принадлежит главная заслуга в том, что многие американские психологи отказались от крайностей бихевиоризма и вновь стали придавать первостепенное значение психическим процессам. Работы Брунера заложили фундамент так называемого «нового взгляда» на природу восприятия.

В конце 40-х годов XX века, когда большинство психологов вело наблюдения за голубями, нажимавшими на клавиши, и крысами, блуждавшими в лабиринтах, Брунер заинтересовался процессами мышления.

5 июня 2016 года на 101-м году жизни Джером Брунер скончался. В память о его невероятном вкладе в психологию TopCrop.ru приводит текст Элизабет Холл (журнал «Америка»), раскрывающий суть экспериментов Брунера, а также автобиографические рассуждения о природе его исследований и возможностях психологии.

Джером Брунер
Психолог Джером Сеймур Брунер (Jerome Seymour Brune), 1 октября 1915 — 5 июня 2016.

Вначале объемом его исследований было человеческое восприятие, которое в то время рассматривалось как продукт бессознательных ощущений. Его интересовала связь между свойствами раздражителей, действующих на органы чувств, и ощущениями.

Восприятие в большой степени зависит от системы ценностей индивида, от его отношения к предметам внешнего мира и от того, чего он сам от них ожидает.

На следующем этапе своей научной деятельности Брунер приступил к непосредственному изучению человеческого мышления. Он доказывал, что люди решают задачи путем построения гипотез и испытания различных стратегий, тогда как бихевиористы считали, что главное здесь — метод проб и ошибок. В 1956 году, после выхода в свет его новаторской книги «Изучение мышления» («А study of Thinking»), многие психологи перешли к исследованию познавательной деятельности человека. Через четыре года Брунер вместе с психологом Джорджем Миллером основал при Гарвардском университете Центр по исследованию познавательных процессов, из которого вышло немало ведущих исследователей и теоретиков нового направления.

Приблизительно в то же время Брунер стал участвовать в подготовке реформы в системе образования.
В качестве главы исследовательской группы Национальной академии наук США он в сотрудничестве с биологами, математиками, физиками, психологами и историками работал над улучшением методов преподавания естественных и точных наук. Книга Брунера, посвященная этой работе — «Процесс обучения» («The Process of Education»), — оказала огромное влияние на систему образования во многих странах мира. Она была переведена на 19 языков, причем первое иностранное издание вышло в Советском Союзе в 1962 году.

Брунер считал, что успех книги объяснялся «возникшей во всем мире необходимостью сделать переоценку целей образования в свете невероятно возросшего объема знаний и требований общества постиндустриальной эпохи». Своей популярностью книга в какой-то степени была обязана содержащемуся в ней и часто цитируемому оптимистическому утверждению, что «любого человека в любом возрасте можно обучить основам любой науки, если найти правильную форму преподавания». Благодаря успеху его книги Брунера пригласили войти в Президентскую консультативную комиссию по наукам, в которой он и работал при Кеннеди и Джонсоне.

Одновременно Брунер продолжал преподавать в Гарварде и руководить научной работой в Центре по исследованию познавательных процессов. Поставив перед собой задачу проследить процесс мышления от самых его истоков, Брунер приступил к изучению психологии детей раннего возраста. Первоначально исходя из концепции швейцарского психолога Жана Пиаже, Брунер развил новые взгляды на эволюцию познания, испытав при этом значительное влияние идей Льва Семеновича Выготского. По сравнению со структуралистскими идеями, лежащими в основе работ Пиаже, функциональный подход Выготского к изучению познавательных процессов больше соответствовал идеям Брунера. Он, как и Выготский, рассматривал эти процессы в социальном контексте.

Убежденность Брунера в важности такого контекста привела его от разрозненных наблюдений за поведением младенца (как он сосет, смотрит, тянется за предметами, хватает их и т.д.) к изучению взаимоотношений между ребенком и матерью. В 1972 году Брунер начал заниматься проблемой развития речи, исходя из функциональной гипотезы, что люди пользуются языком для решения практических задач. Он показал, что язык вырастает из ранних детских игр, в которых и мать и ребенок применяют разные средства — жесты, мимику, голос, — чтобы выразить свои намерения. Брунер полагал, что обучение языку состоит не в овладении его грамматическим строем, а в стремлении ясно выразить свои желания, добиться практических целей с помощью слов.

Исследования Брунера, хотя и были постоянно связаны с познавательными процессами, никогда не ограничивались узкой областью специализации. В этом отношении он заметно отличался от большинства психологов, которые часто выбирают узкую тему, например, развитие грамматических понятий у детей и проводят десятки лет, скрупулезно ее изучая. Брунер напротив, вторгался в неисследованные области, ставил новаторские эксперименты, бросая вызов принятым теориям, и, указав новое направление, предоставлял другим заниматься деталями. Такая манера «набегов» вызвала обвинения, что Брунер разбрасывается, кидаясь из одной области психологии в другую. На самом деле исследователь всегда был верен своей основной идее: найти источники разумного мышления человека и обнаружить то, что этому процессу мешает.

О Джероме Брунере

Что можно сказать о личности ученого? Его жизнь так же необычна, как и его научная карьера. Он родился слепым и обрел зрение только в двухлетнем возрасте, когда ему удалили врожденную катаракту. Лишенный хрусталиков обоих глаз, Брунер носил очки с толстыми стеклами, но видил ясно только то, что находилось прямо перед ним. Боковое зрение у него было деформировано, и, возможно поэтому, казалось, что он исключительно внимательный собеседник: чтобы держать говорящего в поле зрения, Брунеру приходилось поворачивать голову в его сторону.

Когда Брунера спросили, как он стал психологом, он ответил: «Это вышло, можно сказать, случайно». Брунера исключили из Университета Дюка в Дареме (Северная Каролина) за отказ посещать обязательные богослужения в университетской церкви. За него вступился профессор психологии Уильям Макдугалл, и Брунера восстановили с условием, что он будет работать в лаборатории профессора. Именно там он всерьез заинтересовался психологией. Увлечение этой наукой, по словам самого Брунера, пришло тогда, когда ему довелось вместе с психологом-бихевиористом Томом Маккаллоком участвовать в опыте, имевшем целью научить крыс спокойно переносить удары электротока.

Джером Брунер на яхте
Психолог Брунер, страстно увлекающийся парусным спортом, пересек Атлантический океан на 13-метровой яхте «Уэстер Тилл».

Брунер явно любил приключения. В 1972 году он ушел из Гарвардского университета, чтобы занять пост профессора кафедры психологии Оксфордского университета в Англии. Вместо того чтобы лететь на самолете, Брунер, которому тогда было уже 57 лет, с женой Бланш и друзьями пересек Атлантический океан на 13-метровой яхте «Уэстер Тилл», старательно обходя айсберги. Как отметил вице-ректор Оксфордского университета, Брунер был первым профессором, прибывшим к месту своей работы под парусами.

После семилетнего пребывания в Англии Брунер вернулся в Соединенные Штаты и преподавал в Новой школе социологических исследований в Нью-Йорке. На вопрос о задуманном им изучении начальных этапов развития языка Брунер отвечал:
— Я собираюсь исследовать и другие сложные информационные системы. Овладение знаниями — процесс социальный, он зависит от языка, от культурного наследия, от способов передачи информации в обществе. Мы не уделяли этой проблеме достаточного внимания, увлекаясь в основном индивидуальными достижениями. Пора теперь приступить к ее изучению.


Далее следует отрывок из творческой автобиографии Брунера «В поисках разума» («In Search of Mind»), в которой он описывает свой путь в науке и рассматривает потенциальные возможности психологии.

Da Capo

Музыкальное выражение da capo означает: после вариаций вернуться назад и повторить главную тему. Итак, вернемся к началу.

Раньше я был убежден, что разум можно познать, изучив, как он проявляется в процессе получения, хранения и переработки информации об окружающем мире. Эта тема (с вариациями) доминировала на протяжении всей моей научной деятельности. Она постоянно  давала о себе знать, даже когда я о ней не думал, что нередко бывает, когда берешься за новую работу.

Эта тема преследовала не одного меня. Мое поколение психологов, философов, антропологов и даже физиков работало «с оглядкой на гносеологию». Думаю, что я тоже стал жертвой духа времени. Но добровольно и даже с энтуиазмом. Мое поколение создало переворот в психологии, масштабы которого мы до сих пор не можем предугадать, поскольку он играет важнейшую роль в постиндустриальном обществе, все еще находящемся в стадии бурного роста. Основная особенность этого общества заключается в том, что оно производит и эксплуатирует знания, а не просто перерабатывает энергию и исходный материал в товары массового потребления, что является основным фактором в промышленных и социальных процессах. Наш капитал — это «ноу-хау» (умение, знание), прогнозирование, интеллектуальный потенциал. По мере развития революции в психологии становится все более очевидным, что «мудрость» также следует отнести к основным ценностям: ее трудно определить и еще труднее достичь. Во всяком случае технология производства энергии и материальных благ по значимости уступила место гносеологическим наукам как прагматической базе регулирования жизни человечества. Это привело не просто к возрождению интереса к тому, как работает сознание, о и к новым исследовательским поискам в изучении его природы и путей его формирования.

До чего же странный путь проходят участники этого переворота в психологии! Я шел этой дорогой еще в студенческие годы, когда у меня и других студентов возникли сомнения относительно теорий восприятия, чересчур жестко связывавших упорядоченность нашего опыта с подразумеваемой упорядоченностью «внешнего» фиического мира. Мы подозревали, что должны существовать какие-то принципы отбора и организации, которые позволяют механизму восприятия действовать активно, влиять на процесс восприятия изнутри.

Темперамент и традиции играют огромную роль в деятельности ученого. В силу своего темперамента я не приемлю категорического подхода, к которому нередко прибегают при изучении мнений и личных свойств людей. Я предпочитаю выделить какую-либо частность и затем всесторонне рассмотреть ее в более широком контексте. Гипотеза может быть весьма смелой, но если она оказывается верной, ученый получает огромное удовлетворение.

Избирательность механизма восприятия

Итак, не прерывая работы над формированием мнений, я начал исследовать механизм восприятия, точнее, причины его избирательности. Если бы удалось доказать, что восприятие отличается предвзятостью в пользу уже сформулированной гипотезы, тогда напрашивался бы вывод, что уже утвердившиеся гипотезы оказывают сильнейшее влияние на формирование мнений путем отбора только тех данных, которые согласуются с этими гипотезами. Эту теорию, тесно связанную с социальной психологией того времени, я и принимавший участие в моей работе психолог из Гарвардского университета Лео Постман назвали теорией социального восприятия. Мне кажется, что наша работа способствовала вытеснению бихевиористкой теории обучении, односторонне объясняющей социальное поведение, и замене ее гносеологически обоснованной концепцией.

Отныне ученым будет невозможно проводить социальные психологические исследования без учета мировоззрения обследуемых.

Все это, конечно, дало мне чувство большого удовлетворения. Но к тому времени сама логика моей работы натолкнула меня на ряд новых проблем. Одно дело рассматривать избирательное восприятие как инструмент формирования социальной реальности и общественных ценностей и совсем другое — попытаться понять, почему восприятие становится избирательным или каким правилам подчиняется эта избирательность. Каким образом, например, наши гипотезы так хорошо согласуются с фактами реального мира и с нашими предубеждениями?

Каждый видит мир через свою замочную скважину

А как насчет наших «мысленных моделей» — индивидуальных представлений об окружающем мире? Могут они тоже служить двум целям? Разобраться в этом помог Джордж Миллер (один из основателей Центра по исследованию познавательных процессов при Гарвардском университете), предложив свое так называемое магическое число 7 ±2. Это — число не связанных между собой понятий, которое слышащий их человек может удержать в своей краткосрочной сознательной памяти. Поскольку наши способности перерабатывать информацию весьма ограниченны, то даже при достаточно точных представлениях об окружающем мире нам приходится рассматривать его как бы через замочную скважину. Можно научиться лучше пользоваться этой скважиной, но для этого необходимо знать, чему уделить внимание в первую очередь и как это истолковать. Это стратегическая задача, без которой не обойтись, когда приходится иметь дело с реальным миром. Что же это — стратегия восприятия? Видимо, это и есть то, что мы называем мышлением.

В середине 50-х годов в обиходе появились новые понятия, причем самые убедительные пришли из компьютерной техники. Одно из ее основных положений состоит в том, что поток информации, проходящий через любую систему, предполагает непрерывное принятие решений относительно того, какие данные следует ввести в систему и как они должны быть ею использованы. Самые мощные вычислительные системы не могут функционировать без подробнейших инструкций. Многие формы процеживания информации, необходимые для работы селективных систем, сейчас могут быть представлены как обычные операции, выполняемые обычными ЭВМ. А человек, несомненно, — одна из самых совершенных моделей ЭВМ, не говоря о прочих его качествах. Наконец-то были опровергнуты старые возражения против теории отсева, происходящего при восприятии, согласно которой нужно сначала «подглядеть», а потом решать, что отвергать.

Второе понятие родилось из теории информации, изложенной математиком Клодом Шенноном и физиком Уореном Уивером в их книге «Математическая теория коммуникации» («The Mathematical Theory of Communication»), опубликованной в 1949 году Университетом штата Иллинойс. Информационная ценность любых данных, вводимых в систему, должна рассматриваться с точки зрения того, что система готова принять на базе того или иного набора других данных. Таким образом, готовность воспринимать так же важна для акта восприятия, как и характер поступающей в систему информации. Подготовленность к восприятию придала психологическую реальность таким понятиям, как «стратегия» в познавательной деятельности человека. Это, следовательно, не были просто расхожие термины из жаргона программистов.

Следовать направлению развития мысли

Книга «Изучение мышления» ушла далеко от тех исходных позиций, с которых я начал исследование природы мнений сразу после войны, хотя к моменту написания этой работы прошло лет десять. Я знаю, что некоторым моим друзьям (и критикам) могло показаться, что я «перебрасываюсь с предмета на предмет», но я должен признаться, что всегда просто следовал направлению, в котором развивалась моя мысль. У меня никогда не было желания всецело посвятить себя какой-либо традиционной (или даже, скажем, нетрадиционной) области психологии, например, такой, как «ощущение и восприятие», «обучение и память», «высшая умственная деятельность», «детская психология», «социальная психология», «анормальные явления психики» или «проверка умственных способностей». Поскольку такое деление приводит к образованию маленьких «княжеств» со своими доктринами, они тормозят прогресс психологии, создавая применимые лишь в данной области концепции для преодоления технических затруднений. Взять, например, абсурдность теории проверки умственных способностей, оторванной от теорий обучения и мышления. Или такую тему, как «анормальные явления психики», где не учитываются выводы социальной психологии, касающиеся многогранности проявления личности в обществе и связанных с этим конфликтов.

Почему просто не изучать то, что вы хотите выяснить, не беспокоясь о том, куда это может привести? Оглядываясь на путь, пройденный мною не по заранее обдуманному плану, могу сказать, что я остановился на изучении источников рационального мышления и стоящих на его пути препятствий. Разделы психологии важны, так как в них рассматриваются специфические вопросы, делаются наглядные сравнения, иногда разрабатываются эффективные механизмы. Разделение психологии на узкие области произошло совсем не для того, чтобы эту науку уподобить слепцам, пытающимся получить представление о слоне на ощупь. Кроме того, специализированные области иногда вырабатывают важные методы исследования, применимые и в других областях.

Книга «Изучение мышления», в которой я попытался разобраться в природе рационального человеческого мышления, вышла в свет в 1956 году. Сейчас считается, что именно эта книга и ряд других работ того же периода дали толчок к перевороту в области изучения познавательных процессов. Умозрительные заключения таких философов-прагматистов, как Чарлз С. Пипс Уильям Джеймс и Джон Дьюи, о том, что смысл воспринимаемой информации зависит не от присущих ей свойств, а от того, как она будет использована, сейчас стали вполне доказанными научными фактами.

Возникает естественный вопрос: почему все пошло именно этим путем? Став психологом развития, большую часть 60-х и начало 70-х годов я провел, пытаясь разгадать, как примитивная мыслительная деятельность младенца превращается в высокое искусство мышления и тонкую интуицию взрослого. В конце концов я пришел к выводу, что человек был бы не в состоянии проделать эту эволюцию без готовых инструментов культуры и языка, что умственное развитие определяется в такой же степени внешними, как и внутренними факторами.

Умственное развитие определяется в такой же степени внешними, как и внутренними факторами.

Кнак только вы приходите к такому заключению, все меняется. Вы вынуждены искать источники умственного развития вне самого человека: в элементах, определяемых культурой, благодаря которым человеческий разум выходит за пределы своих собственных возможностей. Мой интерес к природе искусства и науки, к «дисциплинам знания» как средствам постижения мира и накопления опыта еще более усилился. Изучение развития человека стало для меня не только частью естественных наук, исследующих его созревание и обучение, но отчасти и наукой о его искусственной среде. Человечество много способствовало своему развитию, создав с присущей ему конструктивной силой наши символы, социальные институты, самую культуру. Что бы мы ни говорили об историческом развитии разума, мы не можем выразить это, не назвав средства и инструменты, сделавшие этот процесс возможным.

Обучение и язык

Следующей областью моих поисков стало изучение факторов, действующих «извне вовнутрь». Речь шла об обучении и о языке. Но ни то, ни другое я специально не выбирал для исследования. Эти вопросы совершенно случайно оказались в поле моего зрения и привлекли меня тем, что отлично вписывались в круг моих интересов.

Таким образом, я «превратился» в теоретика процессов обучения и пытался выяснить роль знаний как вспомогательного средства в том смысле, что структура знаний (а не их содержание) позволяет нам лучше воспринимать, запечатлевать и преобразовывать окружающий нас мир, причем творчески, не связывая себя изучением деталей, и это в любом возрасте, относительно любого предмета и в любой приемлемой форме.

Я стал также интересоваться развитием языковых навыков в традициях прагматического направления, чтобы понять, как дети усваивают социальные и интеллектуальные аспекты языка, грамматическим строем которого они овладевают столь легко, что едва ли возможно убедительно объяснить это без учета биологических факторов.

Оба эти экскурса — в сферы обучения и языка — привели меня гораздо ближе к поставленной цели, правда, не прямой дорогой.

Всем нам приходится идти извилистыми путями, даже когда они сначала кажутся прямыми. Мне кажется, что лучший совет начинающему был бы такой: доверяйтесь своему чутью, не рассчитывайте, что ваш путь будет прямым, как стрела, а главное — идите своей независимой дорогой.

Противоречия в психологии

Я надеялся, что психология будет развиваться гармонически и приведет к новой, всесторонней оценке психики человека и его способности к совершенствованию. Я даже выразил эти надежды в речи на праздновании столетнего юбилея Смитсоновского института в 1962 году, зная, что в зале будет присутствовать Президент Соединенных Штатов. Я озаглавил мою речь «Возможности совершенствования интеллекта». Но сегодня психология еще больше разобщена и полна противоречий, чем в начале моей карьеры. Узость исследований ставит под угрозу даже революцию в области изучения познавательных процессов. Все это во многом объясняется стремлением психологов к самоутверждению и разрыву всяких связей с философией. Такая практика иногда незаметно приводит к своего рода антиинтеллектуализму из-за отрицания ценности других дисциплин, изучающих природу человека.

Я надеялся, что психология объединится с антропологией, социологией и такими гуманитарными науками, как лингвистика (как это было в гарвардские времена в 50-х годах). Может быть, так и будет, но слияния нынче не в моде. Психология, пренебрегающая другими социальными дисциплинами и философией, неизбежно станет пресной, ограниченной и даже тривиальной. Психология всегда обогащалась, взаимодействуя с другими областями знаний. Ей необходим богатый контекст. Мы, к сожалению, слишком часто отказываемся от альянсов из опасения, что они умалят наш «ригоризм».
Я думал также, что у психологов найдется достаточно здравого смысла, чтобы заняться вопросами человеческих ценностей. И мне кажется, что в этом отношении дело обстоит несколько лучше. По-моему, психолог из Гарвардского университета Гордон Оллпорт наткнулся на золотую жилу, когда в книге «Изучение ценностей» («Study of Values») он разработал своего рода морфологию областей, касающихся повседневных человеческих ценностей: политики, экономики, общественной жизни, религии, эстетики, философии. Автор предложил количественный метод классификации субъективных оценок, значительно более удобный, чем метод Уильяма Джеймса с его делением на категории «жесткая» и «мягкая». Шкала ценностей Оллпорта по своей основательности намного превосходит анализы разборчивых феноменологов, проделавших микроанатомирование форм человеческих симпатий. Многолетняя практика показала, что предложенный Оллпортом тест хорошо согласуется с тем, что важно в повседневной жизни: какую работу человек выбирает, как проводит свободное время, с кем дружит, что читает. Но у Оллпорта почти не нашлось последователей.

Я полагаю, что мои надежды на уяснение (а может быть, даже и подробную классификацию) природы человеческих ценностей развились из убеждения, что психология не может существовать в изоляции от таких нормативных дисциплин, как юриспруденция, литературоведение, правовая и моральная философия и политические науки. Подобно многим антропологам и «концептуальным прагматистам», я считаю, что мы сами формируем и применяем собственные представления о социальной реальности и что окончательное значение ее в конце концов устанавливается в ходе этих конструктивных и регулирующих процессов. Как и в моей ранней работе о новых взглядах на восприятие, я продолжаю считать, что смысл, который мы вкладываем в различные понятия (и потом закрепляем), по своей сути является оценочным, или, по определению лингвистов логического направления, этическим. Нейтральные «фактические» значения — гносеологические в противовес этическим — навсегда закрепляются в контексте систем ценностей. Попытки исследователей перевести такие отвлеченные понятия, как справедливость, равенство, альтруизм или здоровье, в конкретные представления зависят от понимания того, как действуют и меняются человеческие ценности в реальной жизни.

В английском общем праве есть интересное указание: «не вопреки здравому смыслу». По существу это призыв считать устойчивую социальную реальность источником законности. Психология достигнет своей подлинной зрелости, когда сможет исследовать и объяснить, как возникают подобные «устойчивые социальные реальности», как они действуют и как передаются из поколения в поколение. Более глубокие вопросы, лежащие за пределами природы самого акта оценки — считать ли одну ценность лучше, дороже, справедливее другой, — никогда не станут доступными ни одной науке. ■

13 августа 2016